Интервью с Владимиром Сотченко, ВНИИ кукурузы.
Обычно наши современники, те, что помоложе, зачастую между собой называют «ботаниками» людей, полностью погруженных в свою работу, не вылезающих из лаборатории или пропадающих в поле от зари до зари. Остальная часть жизни протекает для них в фоновом режиме. К нашему гостю абсолютно подходит первая часть этого утверждения. Но никак не вторая. Поскольку 20-летнее руководство ВНИИ кукурузы сопряжено с активной деятельностью по всем фронтам, что необходимо для нормального жизнеобеспечения научного учреждения.
Импортозамещение, конкурентоспособность отечественных гибридов кукурузы, система семеноводства, контрафакт, предназначение науки, государственно-частное партнерство — эти и другие темы мы обсудили с академиком РАН Владимиром Сотченко, отметившим в этом году свое 80-летие.
Владимир Семенович, только что закончилось Общее собрание в Российской академии наук, где мы с Вами и встретились. Каково Ваше впечатление от современного состояния академической науки?
Задуманная реорганизация науки пока не дает желаемых результатов. И не ясна ее цель. Ведь главная задача научных учреждений и науки в целом — проведение исследований, крайне необходимых для нашей страны. В сельскохозяйственной науке это прежде всего импортозамещение, продовольственная безопасность.
Возьмем, например, кукурузу. Все еще большая доля семян иностранных гибридов свидетельствует о том, что мы не в состоянии производить их у себя в необходимом количестве. Хотя научные и производственные опыты показывают, что отечественные гибриды не уступают импортным по урожайности. А если говорить о раннеспелости, холодо- и засухоустойчивости, то за рубежом нет таких гибридов, которые нужны нашим сельхозпроизводителям.
Выходит, все дело не в селекции, а в семеноводстве?
Именно так. Если в советское время в России производили более 400 тысяч тонн семян кукурузы, то сегодня — 45–50 тысяч, то есть в 10 раз меньше! Более-менее нормальные заводы по подработке семян, которые могут дать качественную продукцию, при полной загрузке смогут обеспечить максимальный объем 65 тысяч тонн. А нам нужно 100 тысяч.
Значит нужны новые заводы. Сейчас взят ориентир на бизнес, который должен вкладываться в строительство заводов. Но, к сожалению, отечественный бизнес не очень к этому готов.
В стране поставлена задача: производить 25 миллионов тонн зерна кукурузы. Помимо кормовых целей, известно более 500 видов ее использования. Когда начинаем анализировать урожайность зерновых в регионах и в целом по России, то видим: там, где кукуруза способна дать зерно, ее урожайность в 1,5–2 раза выше, чем у зерновых. Под кукурузой на зерно занято 2,9 миллиона гектаров. Чтобы выполнить поставленную задачу, даже при урожайности 5 тонн (сегодня в среднем по стране — 4 тонны), что вполне реально, потребуется площадь 5 миллионов гектаров. То есть надо ее увеличить на 2,1 миллиона гектаров.
Но есть ли на юге такие площади? Или придется продвигаться на север?
Вы правильно заметили. На юге лимит площадей уже исчерпан. В Кранодарском крае, где самая большая площадь под кукурузой, на ее долю приходится около 26 процентов в зерновом клине. Это нормально для севооборота, больше не надо. На Северном Кавказе — в Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Чеченской Республике, Ингушской Республике — этот показатель доходит до 70 процентов! Расширить посевы можно отчасти в Ставропольском крае, Ростовской области — примерно на 400 тысяч гектаров. А еще надо 1,7 миллиона. Поэтому необходимо идти в центральную Россию на уровне Москвы, на Урал, в Сибирь.
Тогда, соответственно, должны возрасти площади и участка гибридизации.
Если резюмировать, то нам надо почти в 2 раза увеличивать площади для возделывания кукурузы, расширять площади участка гибридизации, который пока не превышет 25 тысяч гектаров. А чтобы произвести необходимое количество семян, надо иметь минимум 40–45 тысяч. При этом я допускаю, что до 20 процентов семян будут завозить из-за рубежа. Это даже хорошо, так как надо создавать конкуренцию, чтобы было с чем сравнить наши достижения. Чтобы обеспечить планируемые 6,5 миллиона гектаров (5 на зерно и 1,5 — на силос), надо иметь минимум 135 тысяч тонн семян, то есть собственных — 106 тысяч тонн.
Для продвижения на север нужны раннеспелые гибриды, которые будут в этой зоне давать зерно полной спелости.
Такие гибриды есть. Наш институт вывел гибриды с ФАО 150, 160. Надо форсировать их семеноводство и иметь соответствующие заводы. Задача ВНИИ кукурузы — создавать гибриды и обеспечить производство семян родительских форм. Все это мы делаем безоговорочно. Каждый год имеем столько родительских форм, чтобы как минимум удвоить производство на участках гибридизации.
А кто тогда будет заниматься семеноводством?
Предполагается, что бизнес. Но ему проще купить за рубежом и продать с наценкой. Так же и заводы. Нам сегодня легче договориться с иностранцами, чтобы они построили здесь заводы. Но ведь когда они их построят, то будут стараться работать исключительно со своими гибридами. И цены будут не российские. Сегодня цена на наши семена в пределах 2 тысяч рублей за посевную единицу. А иностранцы продают их по 5–12 тысяч рублей. Если сэкономить на этой разнице, то сколько открывается резервов для других нужд!
Я считаю, что надо создавать селекционно-семеноводческие центры (по кукурузе как минимум четыре), имеющие законченный цикл — от селекции до реализации. В них должны войти научные учреждения или фирмы, которые занимаются селекцией, заводы по подработке, сельхозпроизводители. Эти же центры наладят реализацию, что поможет избавиться от контрафакта.
А что, контрафакт — серьезная проблема?
По моим подсчетам, в стране продается минимум 20 процентов контрафактных семян. Почему? Потому что слишком много желающих из фуража сделать семена. Фураж стоит 8–10 тысяч рублей за тонну, а его продают по 30–40 тысяч и дороже. Какой навар имеют мошенники! Им выгодно заниматься этим «бизнесом». Выходит, что мы конкурируем с контрафактом: его привлекательная цена со всеми играет злую шутку.
Долгие годы пользовался большим спросом наш гибрид Катерина. Так, в стране продавалось до 2 тысяч тонн (около 30%!) контрафактных семян под этим названием. Мы вывели новый гибрид Нур. И стало известно, что его уже продают. Начинаем выяснять — кто? Оказалось, действует хорошо налаженная цепочка передачи от одной фирмы к другой. Так все запутано, что концов не найдешь, как при мошенничестве с квартирами.
Но есть же специальные сертификаты.
Их тоже можно подделать. Поэтому мы сами контролируем, куда можно поставлять семена. Реализация идет довольно успешно. Так, на начало апреля уже выбраны все запасы семян гибрида Машук 150 МВ, не сможем полностью удовлетворить все заявки по гибридам Нур, Уральский 150, Биляр 160. Увы, у института нет достаточно земли, чтобы произвести семена в объеме, соответствующем спросу.
Хватает ли мощностей для подработки семян?
Семена наших гибридов обрабатываются на 8 заводах, не считая институтского завода. К слову, наш институт развивался и продолжает развиваться на собственные средства, так как бюджет компенсирует только 23 процента всех затрат. У нас нет даже стула, который куплен за государственные деньги. Тем не менее у нас много чего есть для создания селекционно-семеноводческого центра. Чтобы выращивать семена, мы арендуем землю. Платим сумасшедшие деньги тем, кто взял ее в аренду у государства! Нам обещали отдать невостребованные земли, но по факту их получили бизнесмены, которые, ничего не делая, получают хороший навар. Но им мало 10 тысяч рублей за гектар — требуют больше. Всего в аренде 1000 гектаров. Есть еще одна проблема: трудно соблюсти территориальную изоляцию в окружении частных хозяйств. Зачастую приходится откупаться от них зерном, лишь бы не сеяли рядом кукурузу. Мы связаны по рукам.
Что Вы думаете о государственно-частном партнерстве?
Как раз я и предлагаю его как основу для создания селекционно-семеноводческого центра. Институт будет по-прежнему заниматься селекцией, соуправляющая компания селекцентра будет организовывать производство семян и их реализацию. Министерству станет легче контролировать, куда проданы семена и какие. По сути дела наш институт — ни что иное, как государственно-частное партнерство, и на этой основе сами зарабатываем 77 процентов от бюджета учреждения.
Как удается столько заработать?
Мы занимаемся семеноводством. Но на своем заводе можем подготовить не более 2 тысяч тонн семян. Поэтому ищем, как привлечь инвестора, чтобы построить завод. Но если бы было достаточно земли, то мы смогли бы построить завод на собственные средства.
Должна ли наука зарабатывать деньги? Ее ли это дело?
Наука должна участвовать в этом процессе. Давайте рассуждать реально. Не думаю, что завтра государство настолько глубоко проникнется, что решит полностью обеспечить науку. Более 50 лет я работаю по селекции кукурузы. Никогда наука не обеспечивалась государством на 100 процентов. Фундаментальная наука, безусловно, нужна, но главное — создать гибрид, организовать семеноводство. В советские времена тоже заключали соответствующие договоры. Тогда мы не выращивали родительские формы, а только суперэлиту и элиту. Сегодня мы все родительские формы выращиваем только у себя и частично гибридные семена, отсюда наш доход. Селекцией надо заниматься исключительно для того, чтобы созданные гибриды были в производстве. Мы организуем работу таким образом, чтобы в год районирования наши гибриды уже занимали площади в производстве, пусть и небольшие. Обычно гибриды работают в среднем 5–6 лет. Есть среди них и выдающиеся. Например, Катерина СВ востребована больше 20 лет. На смену ей мы предлагаем Машук 171. Но его еще надо раскрутить, а Катерину СВ все давно знают и с удовольствием покупают ее семена.
Недоверие, осторожность сельхозпроизводителей затрудняют также переход с импортных семян на отечественные.
Производственник всегда консервативен и доверяет тому, что уже знает, потрогал своими руками, увидел результаты. Он опасается: а вдруг его обманут? И небезосновательно. Поэтому я всегда призываю: обращайтесь непосредственно к патентообладателю. Даже если он не может предоставить выращенные им семена, то обязательно скажет, у кого можно купить нормальные семена. И все же абсолютную гарантию мы даем только на те семена, которые продаем сами, с нашего завода и еще с двух, контролируя процесс выращивания и заводскую обработку.
Заместитель председателя правительства, министр сельского хозяйства Красноярского края Леонид Николаевич Шорохов принародно на большом агрономическом совещании в Москве поблагодарил Вас за кукурузу, якобы созданную специально для их условий. Это так?
Не совсем. Ранними гибридами мы занимались до этого. Как раз они у нас тогда только появились. Можно сказать, опередили спрос. Но мы действительно среагировали на их запрос. Проехали по всему краю, выяснили у руководителей и агрономов хозяйств, какие требования они предъявляют к гибридам. И сразу внесли коррективы в свою селекционную работу. Если прежде мы не обращали внимания на очень ранние гибриды, не востребованные в наших условиях, то теперь уже третий год успешно ведем эту работу согласно запросам сибиряков. Готовим на передачу в государственное сортоиспытание гибриды ФАО 130, которые будут давать спелое зерно в Красноярском крае. В этом крае выращивают гибриды Машук 150 МВ, Нур, Уральский 150. У наших новых гибридов в 2016 году зафиксирована полная спелость в условиях края к 20 сентября.
Как далеко на север способны продвинуться ранние гибриды?
Их можно смело выращивать и в Кировской области.
Вы стали автором и соавтором около 100 районированных гибридов. Это много или мало для полувековой научной деятельности?
Достаточно. Мы каждый год передаем 2–3 гибрида в государственное сортоиспытание. В этом году Всероссийскому НИИ кукурузы исполняется 30 лет. За это время зарегистрированы 78 гибридов! Из 52 гибридов, зарегистрированных в Госреестре 2016 года, по 32 ведем семеноводство в институте. И 6 гибридов ведут наши партнеры. Легко подсчитать, какая доля находится в реальном производстве. А всего отечественных гибридов в Госреестре более 200. Но, по моим подсчетам, реально работают в производстве чуть более 70. Коэффициент использования очень низкий. Некоторые учреждения создают гибриды для того, чтобы отчитаться, получить авторское свидетельство, патент. А какой от этого толк?
Наверное, деньги за это получили…
Нет, ничего не получили. Они потратили деньги на создание гибридов — это точно. Мы же считаем, что надо непременно получить отдачу от селекционного достижения. Чтобы лучше понять, представим, что кто-то написал хорошую музыку и только сам себе ее и играет. Есть ли от этого кому-нибудь польза?
В свою очередь, передавая гибрид на госсортоиспытание, мы сразу разворачиваем его семеноводство. За эти 2 года госсортоиспытания мы должны уже иметь родительские формы и произвести семена первого поколения. Этап семеноводства кукурузы отнимает 6 лет: 2 года — питомник отбора, потом год уходит на получение оригинальных семян, еще год — на производство элитных, затем выращиваем родительские формы, и только на 6-й год дают продукцию участки гибридизации первого поколения. Чтобы сэкономить время, надо вести параллельно селекцию и семеноводство. Каждый гибрид появляется неслучайно — мы знаем, что получим завтра.
Но это титанический объем работы!
Поэтому селекционерам всегда не хватает времени. Кто меньше всех пишет? Селекционеры. Труд ученых сейчас оценивают по количеству статей. Приветствуется, если они опубликованы за границей. А для чего надо рассказывать о наших достижениях в международных журналах? Что у нас в стране от этого прибавится? Зачем кому-то доказывать, что мы хорошие? Самое лучшее доказательство будет тогда, когда мы достигнем полного изобилия. Когда наладим семеноводство и не будем покупать иностранные гибриды. А пока вышестоящую научную организацию меньше всего интересует, сколько гибридов мы передали в производство.
Вы рассматриваете науку в составе селекционно-семеноводческого центра?
Безусловно. Ведь такой центр — это не только заводы и склады, как многие считают. Но в нем должна быть наука. Надо же где-то брать семена родительских форм. Возможно, бизнес найдет продавца, но получит далеко не лучший гибрид: не тот, что приносит основной доход, а тот, что уже не нужен. Хоть у нас в стране, хоть за границей. Допустим, что он купит не семена, а гибрид полностью. Но через 5–6 лет надо где-то брать новый. Ни одна зарубежная компания не позволяет, чтобы ее семенами торговал сосед. Для этого у каждой фирмы есть отделы, занимающиеся реализацией. Вот так должно быть и у нас.
Несколько лет подряд урожайность кукурузы не повышается. Чем это можно объяснить?
Урожай всегда ограничен условиями: плодородием почвы, внесением удобрений, соблюдением технологии, количеством осадков, наличием системы орошения и другими. С другой стороны, не стоит задача получить рекордную урожайность. Вполне достаточно получать по 5 тонн с гектара в среднем по стране. Надо считать экономику: не тонны с гектара, а сколько получим денег с единицы площади под культурой. Есть экономические данные о том, что каждый гектар пашни должен давать продукции минимум на тысячу долларов. В развитых европейских странах получают по 2 тысячи евро с гектара — это 120 тысяч рублей.
Какую задачу предстоит решить в первую очередь?
Надо модернизировать завод, приобретенный в свое время институтом. Нам было проще купить оборудование через селекционно-семеноводческую компанию «Кукуруза», действующую при институте. Таким путем, в частности, приобрели в прошлом году датскую лущилку. А если сделать это через институт, то сначала надо было объявить торги. Их выиграла бы та фирма, которая предложила бы самый дешевый вариант.
Это единственный критерий, соблюдая который, можно выиграть торги?
Да, единственный. С этим критерием мы уже 3 раза попадали впросак: выиграет какая-то фирма, а потом выясняется, что это однодневка. Нам же надо не самое дешевое оборудование, а самое хорошее. Вот мы обратились в Данию.
Отечественное оборудование вообще не котируется?
Для кукурузы нет такого оборудования. Увы. Вот и в прошлом году мы в Сербии купили лущилку для завода родительских форм. А объяви мы торги, то предложат какую-нибудь отечественную лущилку в 20 раз дешевле, но негодную. Мы купили одну такую, поработали на ней — теперь она стоит, больше не используем. Что толку в том, что она дешевая? Качество семян — это главная задача. Гибрид должен быть конкурентоспособным, его семена — качественными, как на Западе, где действуют жесткие правила семеноводства. Или семена, или фураж. А у нас, если есть небольшое несоответствие стандарту, то продают по дешевке. Дешевых семян не бывает. Бывают или семена, или не семена. Без вариантов.
Прежде чем продать хозяйствам, мы проводим грунтовой контроль семян в зимнем питомнике в Аргентине.
Кстати, грунтконтролем решил заняться Россельхозцентр.
И как они будут его организовывать? Полагают, что будут брать в хозяйствах семена, которые те собираются высевать. Высеют в Краснодаре и увидят, что там растет контрафакт. Но хозяйство-то уже посеяло эти семена! И оно не получит планируемый урожай. Семена надо проверять до высева. Это считается дорогим занятием. А кто-нибудь интересовался, какие убытки терпят сельхозпредприятия?
В прошлом году Национальная ассоциация производителей семян кукурузы и подсолнечника проводила грунтконтроль семян якобы наших гибридов. Выявили несоответветствие. Где, спрашиваю, вы взяли семена? Где-то в Башкортостане. А кто туда их продал? Стали искать концы, назвали несколько фирм. Но мы-то их не знаем. Семена гибрида Нур выращивались и обрабатывались только у нас — больше нигде. И мы продаем семена непосредственно хозяйствам. Как видите, только гибрид начал внедряться, как сразу же под его названием продают контрафакт. Поэтому я и предлагаю сосредоточить все в одних руках селекцентра, чтобы можно было контролировать реализацию.
Войдите в Интернет и увидите, кто только не предлагает семена наших гибридов! Причем дешевле, чем продаем мы.
Ваше мнение о господдержке. Какой она должна быть?
ВНИИ кукурузы как государственное учреждение этой поддержки лишен. Предусмотрена частичная компенсация тем, кто покупает семена. А вообще я против всяких льгот, поддержек, которые выражаются в распределении государственных денег, что неизменно порождает коррупцию. Мне часто звонят фермеры, которые купили у нас семена и не могут получить дотацию. Выясняется, что часть денег должен платить регион, а другая часть после этого поступает из федерального бюджета. Но если у региона нет денег, то сокращается и федеральное финансирование. Получается, что эти дотации не гарантированы для всех покупателей семян.
Беседу вела Светлана Гришуткина
Источник: журнал «Селекция, семеноводство и генетика» № 2/2017