Саратовские вехи в жизни Н.И. Вавилова

Это было тревожное и суровое время, сменившее так называемую «эпоху надежд» — весну и первую половину лета, когда у переплетшихся, как клубок змей, элит ещё сохранились розовые ожидания того, что вот сейчас, с демонтажом самодержавия и всей старой государственной системы, страна оживёт, переродится, воспрянет — «и тогда заживём».
Но нет: быстро выяснилось, что самое тяжёлое и мрачное впереди: корниловский мятеж, «дикое поле», крах, сначала моральный, а потом и фактический, правительства графа Львова и гражданина Керенского — и знаменитое: «Которые тут временные? Слазьте! Кончилось ваше время». Какая уж тут наука, тем паче — фундаментальная?Какая ещё генетика в провинциальном Саратове, быстро запылавшем флагами большевиков и огнями гражданской смуты?.. Но нет: именно в нашем городе Николай Иванович, занявший должность преподавателя Сельскохозяйственных курсов (затем —

агрономического факультета Саратовского университета), сделает те ключевые наработки, которые лягут в основу его знаменитого закона гомологических рядов и в фундамент всей генетической и селекционной науки. И именно здесь он начнёт свой высокий и трагический путь, который приведёт его на вершины пяти континентов и в конечном итоге прервётся здесь же, в саратовской тюрьме, в далёком январе 1943-го…

Споры вокруг фигуры ВАВИЛОВА не утихают до сих пор: во все времена, и тогда, и даже поныне остаются горе-исследователи, которые утверждают, что Вавилов не является той крупной персоной, тем гениальным учёным, которым его прочно принято считать. Находятся апологеты небезызвестного товарища ЛЫСЕНКО, «народного академика» из агрономов, который выдвигал простой и куда более понятный как массам, так и лично СТАЛИНУ план обеспечения страны продовольствием. Дескать, гражданин Вавилов, вместо того чтобы предлагать решение проблем дважды голодающей при его жизни стране (1921-1922 и особенно 1932-1933 гг.), катался по заграницам, посетил больше сотни стран, вовсю заигрывал с «империалистическими хищниками», а при аресте летом 1940-го на Западной Украине (в непосредственной близости от приисков Плоешти — «нефтяного сердца» Третьего рейха) обнаружены в кармане румынские деньги, подозрительные вещи и прочие, по выражению ИВС, «финтифлюшки». Что страшно далёк был от народа Николай Иванович с его сложнейшими изысканиями, теоретическими построениями, глубокими и провидческими идеями… Что селекционная «синица», предложенная расторопным Трофимом Лысенко, в конечном итоге уселась веткой повыше подбитого «журавля» Николая Вавилова.

Но обо всём по порядку.

 

Человек с вершин Памира

27 сентября 1917 г. молодой 29-летний преподаватель, приехавший в Саратов из Москвы, прочёл первую вступительную лекцию о современных задачах сельскохозяйственного растениеводства, поименованную им как «кредо агронома-ботаника». Как вспоминали потом те, кто имел счастье лично выслушать эту лекцию, слова Вавилова имели сокрушительный эффект. Что о нём знали тогда саратовцы?.. Приехал какой-то чудаковатый учёный, который ещё в прошлом, 1916 г. облазил горы Афганистана и Персии, чтобы найти какие-то особые виды злаков… За эту экспедицию Вавилов получил золотую медаль Русского географического общества. Своими мыслями и наработками, «спущенными» с высот Памира и Гималаев, Н. И. щедро поделился с саратовцами: напомним, по мысли учёного, он намеревался собрать все существующие в мире сорта основных полевых растений, создать живую коллекцию, систематизировать и описать… По сравнению с этими планами блекнул даже гербарий «короля ботаники» ЛИННЕЯ.

Идеи и проекты Вавилова, впрочем, разделяли далеко не все. Какая персидская пшеница?.. Какие гибриды? Какие исследования 160 (!) сортов озимой и яровой пшеницы, овса, проса, ячменя, какие мировые центры формообразования культурных растений, когда на страну надвигаются разруха, голод и интервенция, свирепствуют эпидемии, идёт массовый разгул бандитизма? Какие исследования, когда нет дров, чтобы топить учебные аудитории и флигель, в котором живёшь, а норма хлеба в день составляет 100 граммов (так было зимой 1919-го)?.. Но Вавилов был упорен и исследования не забросил. И был оценен по заслугам.

Известный исторический факт: в июне 1920 г., времени наиболее плодотворной научной работы Вавилова в саратовский период его исследований, Николай Иванович выступил на 3-м Всероссийском съезде селекционеров с докладом о законе гомологических рядов. Современники восприняли этот фундаментальный документ с восторгом — подобно тому, как учёные-химики в своё время встретили периодический закон и таблицу элементов: «Это биологи приветствуют своего Менделеева», — скажет потом ректор Саратовского сельскохозяйственного института Вячеслав ЗАЛЕНСКИЙ, когда после гробового молчания, воцарившегося по завершении доклада Вавилова, разразится долгая, неистовая, восторженная овация делегатов съезда…

Понятно, что оценить закон гомологических рядов могут только знатоки селекционной науки (к которым автор этих строк, безусловно, не принадлежит). Но специалисты сказали своё слово сразу: закон Вавилова — фундаментальный, вклад в учение ДАРВИНА о происхождении видов — колоссальный, значение — общемировое.

Ещё один огромный прорыв в науке, сделанный Вавиловым, — теория центров происхождения культурных растений. В том же 1917-м, в котором переехал в Саратов, он предположил, что на планете существуют этакие «колыбели» того или иного вида растений — места, где растёт наибольшее количество разновидностей и форм того или иного вида. Для наглядности — аналогия: находится где-то в Сибири далёкое, отрезанное от цивилизации село, населённое людьми, носящими одну и ту же фамилию — к примеру, Журавушкины или Чебурашкины, и предки всех тех, кто носит такую же фамилию, в своё время вышли из этого населённого пункта. Точно так же, как узнать человека лучше всего можно в его естественной среде обитания, в его родовом гнезде, изучение того или иного вида в его колыбели, сопоставление максимального количества разновидностей растения позволяет вычленить сильные стороны — к примеру, засухоустойчивость.

Эти идеи Вавилов не только доработал в Саратове, но и осуществил их практическую обкатку, а по её итогам выпустил монографию «Полевые культуры Юго-Востока», снабжённую посвящением саратовской земле. Вот эти трогательные слова: «Солнечному, знойному, суровому краю, настоящей и будущей агрономии Юго-Востока, как дань за несколько лет приюта и гостеприимства посвящает этот очерк автор».

…Но, как известно, наш город не всегда оставался гостеприимен по отношению к великому учёному. В марте 1921-го Вавилов уехал из Саратова, чтобы вернуться сюда двадцать лет спустя — в принципиально ином качестве.

 

«Умереть за полезной работой»

Последующий научный путь Николая Ивановича хорошо известен, высок и славен: в 1923-м он возглавляет Институт опытной агрономии, в 1924-м, будучи 37 лет от роду, становится у руля Всесоюзного института растениеводства (ВИР) — главного мозгового центра отрасли. В 1930-м Вавилов возглавляет первое в стране академическое учреждение по генетике, позже ставшее Институтом генетики АН СССР, организовывает Академию сельскохозяйственных наук (ВАСХНИЛ), получает Ленинскую премию… Его международный авторитет колоссален, видеть Вавилова своим членом почитают за честь крупнейшие научные организации — Лондонское королевское общество, Индийская, Германская, Чехословацкая академии наук, Американское ботаническое общество и множество других авторитетных структур. Знающий двенадцать языков Николай Иванович посещает страны на всех пяти континентах, включая такие экзотические, как Абиссиния, Французское Сомали и Эритрея. Он едет в Афганистан. Он собирает колоссальный семенной материал, исчисляющийся тысячами образцов… Но по мере того, как Вавилов «прирастает» новыми заслугами и регалиями, взваливает на себя громадную работу по руководству целым рядом серьёзнейших научных структур, у ряда коллег Н. И. начинает зреть недовольство. Помните цитату из фильма «Гараж»: «Он пишет доклад для симпозиума в Париже, а едете туда за шмотками вы, товарищ Аникеева. А Гуськова вместо Парижа посылают в Нижний Тагил…»? Вот примерно это.

Несложно угадать, кто выступал в роли «гуськовых», причём весьма многочисленных. Трофим Лысенко и его соратники упирали на то, что громадные бюджетные средства, вложенные в работу руководимых Вавиловым организаций — в частности ВИР, потрачены не на дело и не дали ни рубля отдачи. В отношении себя самого Трофим Денисович не сомневался: отдача есть. Вот выдержка из выступления Лысенко на совещании по генетике и селекции в 1939-м, грозном для Вавилова году: «Для того чтобы получить определённый результат, нужно хотеть получить именно этот результат; если вы хотите получить определённый результат, вы его получите». Каково, а? Куда там Вавилову с его иностранными языками!

И ещё одна цитата — от 20 ноября 1938 г.: «Ну что, гражданин Вавилов, так и будете заниматься цветочками, лепесточками, василёчками и другими ботаническими финтифлюшками? А кто будет заниматься повышением урожайности сельскохозяйственных культур?» — это уже Сталин, холодно и ёмко.

…Последний разговор учёного с главой государства.

Неудивительно, что после этих слов вождя Вавилова перестали выпускать из страны — вероятно, во избежание «неэффективной траты бюджетных средств, в том числе в валюте». 6 августа 1940 г. он был арестован по традиционным для того времени обвинениям «шпионаж» (ну как же, посетил больше сотни стран и где-то точно завербован) и «вредительство». Суд приговорил его к расстрелу (позже заменят на 20 лет тюрьмы). Осенью 1941-го великого учёного этапировали в тот самый город, где два с небольшим десятилетия тому назад, по словам академика Петра ЖУКОВСКОГО, «взошла звезда Вавилова-учёного», — в Саратов. Здесь он провёл около полутора лет: ободрял сокамерников, читал лекции по биологии, рассказывал истории из своей громадной, богатейшей, но вполне способной быть ещё больше, ещё масштабнее, жизни. Написал письмо Берии: «Все мои помыслы — продолжить и завершить достойным для советского учёного образом большие недоконченные работы на пользу советскому народу, моей Родине. <…> Мне 54 года, имея большой опыт и знания в особенности в области растениеводства, владея свободно главнейшими европейскими языками, я был бы счастлив отдать себя полностью моей Родине, умереть за полезной работой для моей страны…»

Как известно — не вышло. И ещё известно, что человек, всю свою жизнь посвятивший ответам на вопросы продовольственной безопасности страны, ответам глубоким, хорошо аргументированным, продуманным и подтверждённым на практике, умер от истощения, по сути, от голода. И каким, наверное, далёким и полным планов казался ему год 1917-й, то «лето надежд», когда 29-летний исследователь сменил горы Памира на холмы Саратова…

«Пойдём на костёр, будем гореть, но от убеждений своих не откажемся».