Интервью директора Дальневосточного НИИСХ, д.-с.-х.н. Татьяны Асеевой
— В одном из докладов краевого минсельхоза говорилось: в Хабаровском крае каждый шестой житель участвует в сельскохозяйственном производстве. Выходит, мы – аграрный край? Или это деликатная шпилька в сравнении с тем, что есть и что было?
— Я как-то думала: почему нам обидно за сегодняшнее состояние сельского хозяйства? И пришла к мысли, что память возвращает нас к прошлому, и мы можем сравнивать. Не будь сравнения, мы бы думали, что так и должно быть. А когда помнишь, что в советском прошлом было много хорошего, которое сейчас неприемлемо, то это очень огорчает.
Что было, то было
— Дальневосточному научно-исследовательскому институту сельского хозяйства уже 81 год. Как он выживал в эти трудные времена?
— ДальНИИСХ образован в 1935 году. А я пришла сюда работать в 1982-м и застала расцвет, когда к науке было хорошее отношение. Институт хорошо финансировали, поставляли технику, выросла зарплата. Собрался молодой, амбициозный коллектив энтузиастов, которые рвались работать. Бурлила аспирантура. На полях работало много людей. А 1990 год, когда перестали платить зарплату, разделил нашу жизнь надвое – до и после. Наступили очень сложные времена, наверно, как и вся страна, мы занимались всем, чтобы выжить. И выжили. Коллектив остался достаточно большой и деятельный. У нас сейчас работает одиннадцать отделов и лабораторий. Занимаемся зерновыми, соей, картофелем, овощами, саженцами и другими культурами.
— Насколько помню, раньше у ДальНИИСХа были филиалы, отделения, опытно-производственные хозяйства в краях и областях. А сейчас в каждом регионе Дальнего Востока свой НИИ сельского хозяйства, так?
— Да, все бывшие подразделения ДальНИИСХа обрели самостоятельность. Это теперь научные институты сельского хозяйства – в Приморье, Амурской области, на Сахалине, на Камчатке, в Якутии. Причем в Якутии, помимо федерального, есть еще и свое республиканское финансирование, и они хорошо развиваются. И у них есть чему поучиться. Представьте, якуты, помимо прочего, занимаются селекцией… зерновых культур! Значит, хватает средств не только на актуальные темы, но и на перспективные. Они смотрят далеко вперед: а что если климат поменяется так, что Якутия станет хлебной житницей?! Статус нашего института теперь только в рамках Хабаровского края.
— А у нас в крае регионального финансирования ДальНИИСХа никогда не было?
— Как такового регионального устойчивого финансирования не было. Но если помните, раньше выделялись деньги на научно-техническую деятельность. Сейчас и их нет. Последние годы у нас нет научно-технологического сотрудничества с министерством сельского хозяйства края. В прошлом году мы еще доделали работы по системе земледелия в рамках старого заказа, и на этом всё.
— А почему у нас в крае сельскохозяйственная наука и сельхозпроизводство по разные стороны? В чем дело?
— Мне видится: в недопонимании важности сельского хозяйства. Наш президент сказал: оно должно развиваться для обеспечения продовольственной безопасности страны. Да, есть военная безопасность и есть продовольственная. Если их положить на весы, то еще неизвестно, что перетянет. Мы забыли годы перестройки. Сейчас показывают кадры пустых прилавков в магазинах тех лет, и думаешь: неужели так было? Поэтому я думаю, что причина в недопонимании проблемы обеспечения населения собственными продуктами питания. Не привозными! Своими! Наша территория способна производить всё! Почему следует завозить продукты откуда-то, поддерживая тем самым их экономику? Мы ведь всё имели в своем крае. Я думаю, придет время, когда эта ситуация будет переоценена.
Китайский аспект
— Вы нынче какую проблему преодолели с китайскими гостями?
— Мы подписали соглашение с Академией наук провинции Хэйлунцзян о совместном сотрудничестве. Это даст объединение знаний.
В свое время институт выводил оригинальные сорта и передавал их на размножение в опытно-производственное хозяйство (ОПХ) «Восточное». Сейчас ОПХ нет, их обанкротили. Сейчас в крае нет ни одного семеноводческого хозяйства. Эту роль возложили на институт. А он не может с этим справиться, так как нет материально-технической базы. Одна из задач, которую мы обговорили с китайскими коллегами, в том, чтобы создать у нас семеноводческий центр по производству семян картофеля. Потому что на Дальнем Востоке вообще не производятся семена картофеля в больших объемах. Мы их производим в объеме небольшого обеспечения дачников и огородников. А потребность в семенном картофеле растет. Семена завозятся в край и голландские, и немецкие, и неизвестно какие… Но это опять же вопрос продовольственной безопасности. Его мы и хотим решить через сотрудничество с китайскими коллегами в рамках инновационно-исследовательского сельскохозяйственного центра.
Вторая задача. В Академию наук провинции Хэйлунцзян входит институт микробиологии, с которым будут совместные исследования по некоторым аспектам технологии возделывания сои. Потенциальная урожайность наших сортов сои очень высокая. Наш новый сорт сои «батя» дал в опытах по 55 центнеров с гектара. А в производстве некоторые наши хозяйственники получили по 25-30 центнеров. Это высокий урожай. Но потенциал-то не реализовался. Кто-то удобрений дал меньше нормы, кто-то не обработал гербицидами и т.д. А задача ученых – дать сорт и полную технологию, которая позволила бы получить урожайность в 80 процентов от потенциала в разных условиях. И здесь большая роль отводится микробиологии.
— В советское время были разработаны технологии возделывания каждой культуры. Они уже не нужны?
— Набор технологий остался прежним – сроки посева, внесения удобрений, применения гербицидов, уборки… Но для каждого сорта есть особенности. Вот пример. По старой технологии норма высева семян сои 100-110 килограммов на гектар. По сорту «батя» мы рекомендуем сеять 60-80 килограммов. Раньше рекомендовали гряды в 140 сантиметров (это разработка института), сейчас рассматриваем посев сои на гребне шириной в 70 сантиметров. То есть в зависимости от сорта вносится индивидуальная корректировка в существующие технологии.
— Закончим китайскую тему вопросом: а что они хотят от нас получить?
— Президент Академии сельскохозяйственных и лесных наук провинции Большого Хингана сказал, что вся их селекция картофеля держится на российских (хабаровских) сортах. В свое время китайцы взяли у нас сорта, которые сейчас служат им основой. Потому что тогда наша селекция хорошо развивалась и были выведены прекрасные сорта. Их интересует наш селекционный материал.
Раньше в Китае стояла задача накормить население. Сейчас они хотят кушать вкусно. А наша селекция всегда была направлена на улучшение качества и картофеля, и овощей – всего. Наш селекционный материал имеет все свойства, которые интересуют китайцев. Но мы предлагаем создавать в нашем крае совместные сорта, здесь развивать семеноводство, чтобы мы тоже могли решить тем самым свои проблемы.
Мы показали китайцам свои зерновые поля, а у них вопрос: занимается ли институт озимой пшеницей? Они предположили, что здесь она будет очень хорошо расти. У Китая большая потребность в пшенице. И мне кажется, в таком обоюдном подходе есть резон. Мы провели экологические испытания российских сортов пшеницы и при соблюдении технологии получили по 58 центнеров с гектара. Хотя когда-то институт изучал озимые культуры и пришел к выводу, что у нас в крае они не растут. Но с того времени прошло тридцать лет. Все поменялось. Появились другие сорта. Мягче стал климат. То есть изменились условия, и надо снова заниматься этой проблемой.
Какое семя, такое и племя
— Сорт сои «батя» получил серебряную медаль на Всероссийской агропромышленной выставке «Золотая осень». А приморчане там же получили медаль за сорт сои «муссон». Получается, каждая территория выводит свои сорта?
— Зачем на Дальнем Востоке столько НИИ сельского хозяйства? А затем, что здесь огромные территории и они абсолютно разные. Мы изучали картофель приморской селекции и весь выбраковали. Мы завезли двенадцать сортов картофеля с Камчатки, и через три года ни одного не сохранилось. Условия настолько разные, что там он процветает, а у нас нет. И особенно это касается сои. Приморская соя у нас не вызревает. Амурская соя снижает урожайность. Поэтому мы и создаем каждый своё. Сейчас селекцией сои занимаются Белгородская область, Ставрополье, но их сорта для нас абсолютно непригодны.
Точно так же с зерновыми. На Дальнем Востоке селекцией овса, к примеру, занимается только наш институт. И мы обеспечиваем им и Приморье, и ЕАО, и Амурскую область. Она берет наши сорта пшеницы.
— А хабаровчане где берут семена?
— У нас в институте частично.
— Тогда почему, к примеру, ООО «Даниловка» заключает договор с Тюменской областью на покупку семян пшеницы, овса?
— «Даниловка» заказала семена там, а посеяла купленные у нас пшеницу и овес, потому что тюменские семена очень поздно пришли. Во-вторых, поскольку в институте объемы производства семян небольшие, то их себестоимость действительно выше, чем, например, в Сибири. Да, мы производим небольшое количество семян, полностью ими край не обеспечиваем. Лет десять назад была идея при ДальНИИСХе создать краевой семенной страховой фонд и для его обеспечения построить семеноводческий завод. Но время шло, цена завода от восьми дошла до ста миллионов рублей. Идея зависла.
— А как же в Приморье: пять хозяйств занимаются семеноводством картофеля и полностью закрывают потребность.
— Да, семеноводство есть в Приморье, в Амурской области и в других регионах.
— А почему в Хабаровском крае его вообще нет? Всем нужны хорошие семена, а не мусор с чужих прилавков.
— Ответ на этот вопрос не в моей компетенции. Сейчас и хозяйств больших нет. Где «Заря», «Лермонтовское» и все остальные? Есть фермерское хозяйство Горюнова в Хабаровском районе. В этом году мы заключили с ним договор и передали семена на размножение. Не в большом объеме, поскольку нет базы.
— То есть недооценка только одного направления – семеноводства — уже чревата потерями.
— Рынок предлагает низкие семенные качества, часто не соответствующие заявленным сортам, особенно овощных культур, с чем чаще всего сталкиваются дачники и огородники. Фермеров мы в большинстве обеспечиваем семенами, но опять же семенами зерновых культур и сои по их небольшой потребности, в очень небольшом количестве семенами картофеля. Остальное они приобретают где-то.
— Есть такие данные: элитных семян в нашем крае в общем объеме растениеводства всего в пределах семи процентов, что это означает?
— Элитных семян должно быть не менее 15 процентов от посевной площади. А семь процентов говорит о том, что качество семян все ниже и ниже. Урожай снижается значительно со снижением уровня репродукции: суперэлита, элита, первая репродукция, вторая, третья, четвертая и далее массовая. У нас в крае очень много высевается семян именно массовой репродукции. Бросовые семена сеем, и как бы посевы ни обрабатывали, как бы их ни кормили, а большого урожая, извините, не будет. Вся технология возделывания любой культуры разбита на приемы, где от каждого зависит определенный объем урожая. Первой среди приемов стоит репродукция. Если она низкая, значит, недополучите четверть урожая. И эту потерю никак не восполнить.
Осознание на уровне президента
— А былая закупка голландских картофельных комплексов с элитными семенами была правильным решением или ошибкой?
— Это полностью разрушило нашу собственную систему семеноводства картофеля. Полностью! Эту ошибку осознали, но только сейчас.
— На каком уровне осознали?
— На уровне государственной власти. Президент поставил задачу: обеспечить страну собственными сортами и семенами. Потеряв свое, мы стали зависимы от иностранных поставщиков. А они не стали нам много чего поставлять! Сначала голландцы поставляли качественные семена картофеля, а потом стало приходить просто дерьмо.
— Значит, на уровне президента осознали. А как осознать на краевом уровне?
— Край сделал ставку на фермерство, хотя основная роль в обеспечении сельхозпродукцией всегда была возложена на крупные хозяйства. А сейчас их нет. Вокруг крупных хозяйств должны формироваться и фермеры, и подворья. Им так было бы легче выживать. Разве может фермер купить комбайн на сотню гектаров? Нет. Тогда чем убирать зерновые, сою? А крупное предприятие могло бы в этом плане кооперироваться с мелкими хозяйствами. Разбив землю на лоскуты, край лишился возможности обеспечения новыми технологиями, техникой, семенами и т. д.
— Вы стесняетесь дать оценку. А я скажу: после Алексея Клементьевича Черного отношение к сельскому хозяйству в крае опустилось донельзя.
— Я соглашусь. Тогда был его расцвет. Но иначе не могло быть: советское время, четкие команды — их выполняли.
— Извините, Якутия сейчас безо всяких команд имеет в пределах 90 тысяч коров, а Хабаровский край – 16. Почему?
— Сейчас ссылаются на экстремальные условия, на рискованную зону. Да, это у нас есть. И было всегда. Но в таких же экстремальных условиях держали гораздо больше скота, было больше пашни. А сейчас якобы ничто не растет. Якобы надо менять наш скот – он непригоден давать большие удои. Хотя завозной скот дает меньше молока, чем в свое время давало наше поголовье. Наверно, мы перешагнули ту грань, когда к исходному вернуться невозможно.
Что изменить, чтобы в крае начался рост этой отрасли? Все надо менять! В первую очередь, у нас нет стратегии по отрасли, нет плана развития. К чему мы идем? Нет плановых цифр, которые надо достичь.
Сейчас создаются кооперативы. Это нужно. Это правильно. Пока фермер не уверен, что его продукция будет куплена, развития фермерства не будет. Создали краевой сельскохозяйственный фонд, мотивируя тем, что будет больше внимания кооперации, переработке… Но этого пока нет. А поскольку стратегии нет, те же фермеры не имеют понятия, что завтра и в каких объемах будет востребовано. Да, есть рынки, ярмарки выходного дня. Это вариант, но не решение проблемы даже для фермеров.
Сами с усами
— Кстати, о фермерах. Мы часто слышим, что существует чуть ли не тридцать видов их поддержки.
— В Амурской области, в Приморье власть дает финансовую поддержку фермерам из региональных бюджетов. А минсельхоз нашего края ссылается только на поддержку из федеральных источников. Хотя региональную поддержку не запретил никто. А про тридцать видов… Она расписана в бумагах. Но попробуй получи! В прошлом году большинство ее не получили. Слишком много там условностей.
— Вы говорите о том, что диктует федеральный центр?
— Нет, это диктует наш минсельхоз.
— Вы говорите о том, что в прошлом году краевой минсельхоз не израсходовал на поддержку сельхозтоваропроизводителей 160 миллионов рублей и вернул их федеральному центру?
— Да, было решено вернуть их в федеральный бюджет.
— Может быть, есть смысл вашему общественному совету вместе с минсельхозом выйти на наших депутатов в Госдуме, чтобы они будировали такие проблемы на федеральном уровне?
— Такой мысли не возникало. Хотя вопросов много. По той же федеральной поддержке: год за годом условий все больше, а шансов получить поддержку все меньше.
— А в рамках президентского внимания к Дальнему Востоку нельзя ли заострить вопрос, что и сельское хозяйство здесь особенное, что ему надо бы дать больше шансов?
— Сейчас просто деньги никому не дают – финансирование идет только в рамках программ, которых много. И задача каждого региона — насколько хватает ума войти в нужные ему программы. К сожалению, наш край фактически ни в одной программе Минсельхоза страны не принимает участия.
В свое время был научно-технический совет при минсельхозе края, где обсуждали вопросы, принимали решения. В бытность последних двух министров совет успешно похоронили. На том совете мы решали, какие важны вопросы, и мы же разрабатывали краевые программы для участия в федеральных. Сейчас, возможно, кто-то и разрабатывает программы. Но ни общественный совет при минсельхозе, ни ДальНИИСХ об этом не знает. Нас не привлекают к такой работе. Хотя мы говорили об этом министру.
ДальНИИСХ был создан в 1935 году. Вспомните, какое это было время? Но страна создавала такие институты, чтобы обеспечивать сельское хозяйство знаниями. Сеть опытных сельскохозяйственных станций охватывала все до Чукотки. За эти годы накоплены огромный опыт и знания. А теперь мы столкнулись с тем, что это не востребовано. Потому что те, кто должен бы их востребовать, далеки от сельского хозяйства. Их уровень компетенции, возможно, в других сферах и высок, но не в сфере сельского хозяйства. Наш министр говорит: сельское хозяйство – это бизнес. Нет, сельское хозяйство – это не только бизнес, вторая его половина – социальная. Оно создает условия для жизни людей в сельской местности.
— Вы совершенно правы! Не может Хабаровский край состоять только из двух городов – Хабаровска и Комсомольска. Край – это еще и деревни, где живет четвертая часть населения. Если это осмыслить, то…
— …то и отношение к сельскому хозяйству изменится. Оно очень наукоёмкое. Легкомысленный взгляд: да что там такого научного? Всё! Начиная с зернышка. А с какими новейшими и насыщенными технологиями мы сейчас сталкиваемся?! И это надо понимать, чтобы не отставать в этой сфере.
Мы не враги
— Чтобы понимать, надо, наверно, изначально увидеть. Ваш институт избалован вниманием, визитами краевых персон?
— Да что институт! В прошлом году не было ни одного выезда на поля, как вы говорите, краевых персон. В этом – тоже. Представьте: в крае идут полевые работы, но они никого не интересуют! Информация по телефону. А как на самом деле? Аграрники должны видеть, что о них помнят. Хотя бы участие будет проявлено.
А институт… На наших полях никто из министерства сельского хозяйства ни разу не был со времени ухода на пенсию Николая Васильевича Кологорова. А после него уже три министра сменилось. И вот только на днях после открытия российско-китайского центра я убедила двух представителей минсельхоза посмотреть наши поля.
Показала им наши 3,5 тысячи делянок ручного посева пшеницы. Столько же овса. Чуть меньше ячменя и новой культуры – тритикале. Мы это делаем, чтобы обеспечить наш край теми интенсивными сортами, которые будут здесь хорошо расти и давать высокий урожай. Замминистра сказал: «Теперь я вижу, какая это огромная работа». Ну, это еще цветочки! Когда начнется гибридизация, сотрудники будут вручную опылять каждый колосок, а вокруг рой мошки, жара, а им нельзя пошевелиться, чтобы не случилось переопыления, а потом изолировать каждый опыленный колосок. А потом из урожая отобрать лучшее. И опять сеять на следующий год. Создать сорт — это немыслимо кропотливая работа! А поддержки – даже моральной – нет.
— Сколько лет уходит на выведение сорта?
— До 14 лет. И это процесс постоянный. Когда-то начали его, а теперь пришло время выдавать новые сорта.
— Генетически модифицированные сорта быстрее получаются?
— Да, там селекция ускоряется. Но у нас законом запрещено заниматься такой селекцией. И условий нет. И это правильно. Китайские коллеги нынче говорили, что у них тоже стали запрещать. Столкнулись со многими проблемами. У них разрешено выращивать только генномодифицированный хлопок. Наука мира разделилась на две половины: с ГМО ничего страшного – с ГМО страшно. Это опасно даже для самой природы. Потому что даже вся растительность рядом с ГМО-полями тоже перерождается. Нам это надо? Ведь уже многие государства себя в этом плане оберегают. Не зря же китайцы стали покупать у нас продукты. А нынче сказали: у вас такое вкусное молоко! Это господин консул так выразился. Мне это приятно слышать.
— Говорят, общественный совет при минсельхозе, председателем которого вы являетесь, всегда проходит очень бурно.
— Не бурно, а активно. Там все опытные специалисты. Там рассматриваются вопросы, которые волнуют аграриев. Мы же не враги министерству. Мы нацелены на то, чтобы сельское хозяйство края развивалось. И деятельность общественного совета надо воспринимать только с этой стороны. Мы готовы поддержать любую деятельность министерства, направленную на созидание. Хотя иногда министерство считает, что может обойтись и без нашей поддержки. Так сложилось. Это печально. Но, думаю, со временем это пройдет. Мы упремся когда-нибудь в стену, и придется возвращаться назад.
Беседу вела Раиса Целобанова
Источник: http://khabarovsk.md/economy/8132-habarovskiy-kray-lyubit-nelzya-gubit-ne-slozhno.html